Стих.
Оказался мой друг пидорасом…
Вот беда так беда, как же быть?!
Он недавно признался за квасом,
Что решили мы в сквере попить.
Я тогда даже съежился прямо,
Засутулился, морду скривил.
Мол, совсем не похож я на даму,
Мол, мужик я, урод и дебил.
Сразу в памяти всплыли моменты,
Как мы пили на кухне вдвоем.
Не трепал ли рукой инструмента
Он в такие часы под столом?
Не мила ли ему моя жопа,
Что он в сауне мог наблюдать?
По каким же извилистым тропам
Его мысли могли загулять?
Помню, девушку на групповушку
Пригласили в квартиру ко мне…
Может ногти его - не подружки -
По моей прочертили спине?!
А еще по утрам он со смехом
Про девиц молодых рассуждал!
Может, он с переменным успехом
Не девиц, а парней совращал?!
Твою мать, это что же творится?!
Что же деется-то, твою мать?!
Он в отца моего мог влюбиться,
Да и в деда, коль так рассуждать!
Я не знаю, как быть, право слово,
Мне в кошмарном он виделся сне.
Я проснулся в поту, и хуёво
Засыпалось потом месяц мне.
Он вчера позвонил (вот картина –
Трубку я с опасеньем поднял)
И со смехом довольным, скотина,
Сообщил, что меня наебал.
Он спросил, не зассал ли я часом?
Нет, ответил я, нет, ничего.
Он не гей, но теперь пидорасом
Все равно я считаю его.
Они пришли с миром. Жизненно.
Поглядите на обнаженную женщину. Во-первых, это приятно, а во-вторых, позволяет зримо и ясно понять, насколько мы разные. Вот гладко спускается вниз живот, взгляд проходит строгую полоску волос на лобке, а дальше – все! Там, где вы с детства привыкли видеть нечто, у женщины — ничто. Если, глядя на это ничто, вы еще сохраните способность думать, то постепенно осознаете, что эта разница в физиологии может означать только одно – перед вами совсем другой человек, и вы его никогда не поймете. В этом мире вам дано понять только тех, у кого между ног болтается кусок плоти неопределенной формы. Как у вас. Как у меня.
Серая хмарь декабрьского утра. Дежурный по ОВД курит, разговаривает по телефону и что-то набирает на компьютере. Я уже пять минут пытаюсь привлечь его внимание, но разделяющее нас толстое стекло позволяет ему игнорировать меня с абсолютно чистой совестью. Наконец он поднимает голову и глядит на меня глазами мертвой мыши.
— Здравствуйте, я потерял водительское удостоверение и мне нужна справка об утере, для ГАИ.
— Уйдите отсюда, а?
В его голосе нет злости.
— Скажите хотя бы, кто может дать эту справку.
— Вы мне мешаете. Нет, товарищ полковник, это я не вам, — последняя фраза уже в телефонную трубку.
Я отхожу от стекла и начинаю приставать к проходящим мимо милиционерам со своим дурацким вопросом по поводу справки. Четвертым спрошенным оказывается начальник ОВД. Молча выслушав меня, он заходит к дежурному, дергает его за плечо, показывает пальцем на меня и произносит два слова:
— Какого хуя?
— Есть, товарищ полковник! – молодцевато отвечает дежурный.
Мне дают бланк заявления. Я заполняю его, подхожу к дежурному.
— Уйдите отсюда, а? – говорит он, когда я протягиваю заявление.
Я упрямо смотрю ему в глаза.
— К операм, в 206-ю комнату, — бурчит он и возвращается к своим телефонам.
Комната под номером 206 заперта. Я иду обратно к дежурному.
— Знаете… — начинаю я, но меня прерывает поток брани.
— Где вы ходите? Мне из 206-го звонили, спрашивали, когда вы наконец придете? Вы понимаете, что вы людей задерживаете?!
Я снова поднимаюсь по лестнице на второй этаж и меланхолично думаю, что верующим проще, ведь они могут сказать себе: «бог терпел, и нам велел».
Комната номер 206 по-прежнему заперта. Я стучусь в соседний кабинет, там открыто, двое мужчин играют в шахматы.
— Простите, вы не знаете, в 206-й сейчас есть кто-нибудь?
— Конечно, есть. Мы, например.
— Э… а вы из 206-й?
— Мы не из 206-й, мы в 206-й, — на меня смотрят, как на барана.
Я выглядываю в коридор, вижу табличку с номером 206 на соседней, закрытой, двери.
— Но ведь комната 206 – там, — неуверенно тычу я пальцем.
— Нет, комната 206 – здесь. Мы переехали, так что комната 206 теперь здесь.
Главное – не думать, говорю я себе и объясняю, зачем пришел. Мне дают какой-то бланк и отправляют к дежурному. Железными шагами я направляюсь к дежурному. Я тверд и уверен в себе. У меня все получится, я знаю.
— Я не уйду, пока вы не скажете, кто мне может дать справку, — непререкаемым тоном говорю я дежурному.
Не отрываясь от телефона, дежурный берет листок бумаги, что-то пишет на нем и протягивает мне. На листе написано: «117-221-334». Видимо, это номер его аськи, решаю я после некоторого раздумья, убираю лист в карман и отправляюсь в странствие по отделению. Через полчаса какая-то тетка говорит мне, что справку может оформить мой участковый. Скажи же, кто мой участковый, добрая женщина!
— Вы где живете?
Я называю свой адрес.
— А, ну ваш участковый – Додин Иван Иванович. Вы идите к нему, не бойтесь, он хорошие ребята, это братья-близнецы.
Я почти не удивился. Ну, может, самую малость.
— Значит, мой участковый – Додин Иван Иванович, братья-близнецы?
— Ага, — закивала сердобольная тетка. – Он в 120-м сидит. Хорошие ребята, они вам все сделают.
Она уковыляла по своим делам, а я иду искать Додина Ивана Ивановича, который братья-близнецы и мой участковый. В принципе, размышляю я, назвать близнецов одним именем даже логично — все равно они неотличимы, так какая разница, как кого зовут? Или, может, речь в данном случае идет о сиамских близнецах? От этой мысли меня передергивает. Мой участковый – сиамские близнецы. Для сохранения психики я прекращаю думать.
В 120-й комнате никаких близнецов нет – ни сиамских, ни обычных. Три мужика играют в шахматы. Повсеместная игра в шахматы вместе с этим абсурдом начинают меня напрягать. Я неуверенно спрашиваю:
— А… могу я видеть Додина?
— Вам зачем?
Объясняю в тридцать шестой раз.
— Какой у вас адрес?
Называю свой адрес.
— Ваш участковый – Арбузенко, а не Додин. Вам в 115-й кабинет.
Я разворачиваюсь, чтобы уходить, но все-таки спрашиваю:
— А правда, что Додин – братья-близнецы?
Кто-то из шахматистов, не поднимая головы, отвечает:
— Угу.
В 115-й комнате сидит меланхоличный капитан.
— Здравствуйте, мне нужен Арбузенко.
— Его нет, — печально отвечает капитан.
— А когда будет?
— Не знаю.
Я снова пускаюсь в странствие по отделению, спрашивая всех встречных, не видели ли они Арбузенко. Наконец какой-то толстый майор раздраженно говорит мне:
— Да в кабинете он у себя! Пять минут назад туда пошел.
Нисколько не сомневаясь, что Арбузенко там нет, я все же возвращаюсь к его кабинету. Там по-прежнему только грустный капитан. Я уже собираюсь уходить, когда он спрашивает:
— Вам что нужно?
— Мне нужен Арбузенко.
— Это я, — спокойно говорит мне он.
Я считаю про себя до десяти. По-немецки. В обратном порядке. Кладу ему на стол все бумаги и коротко говорю:
— Мне нужна справка.
Он не берет бумаги в руки, а печально говорит мне:
— Магазин за углом.
Глядя в кристально честные глаза своего участкового, я понимаю, что против судьбы не попрешь, и иду в магазин.
Через десять минут я получаю долгожданную справку в обмен на бутылку коньяка. Уже выйдя из отделения, я читаю справку внимательно. «Дана Кожевникову В.В. в том, что он действительно обращался в ОВД Измайлово по поводу утери водительского удостоверения». Дата, печать, подпись.
У меня больше нет вопросов к этому удивительному миру. Все правильно – я действительно обращался по поводу утери водительского удостоверения и это подтвердили официальной справкой. Какой смысл в такой справке, я думать не буду. Главное – на ней есть печать и подпись.
Глядя на женщину в обычной жизни, вы не можете понять глубину пропасти, вас разделяющей. Увидеть эту пропасть можно, лишь заглянув женщине между ног. Так же и все эти люди, о которых я вам рассказал – с виду они такие же, как и мы. Но понять их невозможно.
Полезная книга для постоянных посетителей сообщества (выпущена в связи с появдением Эмо-гёрл)
http://www.prevedmedved.ru/2006/12/...y_lechenie.html
Оказался мой друг пидорасом…
Вот беда так беда, как же быть?!
Он недавно признался за квасом,
Что решили мы в сквере попить.
Я тогда даже съежился прямо,
Засутулился, морду скривил.
Мол, совсем не похож я на даму,
Мол, мужик я, урод и дебил.
Сразу в памяти всплыли моменты,
Как мы пили на кухне вдвоем.
Не трепал ли рукой инструмента
Он в такие часы под столом?
Не мила ли ему моя жопа,
Что он в сауне мог наблюдать?
По каким же извилистым тропам
Его мысли могли загулять?
Помню, девушку на групповушку
Пригласили в квартиру ко мне…
Может ногти его - не подружки -
По моей прочертили спине?!
А еще по утрам он со смехом
Про девиц молодых рассуждал!
Может, он с переменным успехом
Не девиц, а парней совращал?!
Твою мать, это что же творится?!
Что же деется-то, твою мать?!
Он в отца моего мог влюбиться,
Да и в деда, коль так рассуждать!
Я не знаю, как быть, право слово,
Мне в кошмарном он виделся сне.
Я проснулся в поту, и хуёво
Засыпалось потом месяц мне.
Он вчера позвонил (вот картина –
Трубку я с опасеньем поднял)
И со смехом довольным, скотина,
Сообщил, что меня наебал.
Он спросил, не зассал ли я часом?
Нет, ответил я, нет, ничего.
Он не гей, но теперь пидорасом
Все равно я считаю его.
Они пришли с миром. Жизненно.
Поглядите на обнаженную женщину. Во-первых, это приятно, а во-вторых, позволяет зримо и ясно понять, насколько мы разные. Вот гладко спускается вниз живот, взгляд проходит строгую полоску волос на лобке, а дальше – все! Там, где вы с детства привыкли видеть нечто, у женщины — ничто. Если, глядя на это ничто, вы еще сохраните способность думать, то постепенно осознаете, что эта разница в физиологии может означать только одно – перед вами совсем другой человек, и вы его никогда не поймете. В этом мире вам дано понять только тех, у кого между ног болтается кусок плоти неопределенной формы. Как у вас. Как у меня.
Серая хмарь декабрьского утра. Дежурный по ОВД курит, разговаривает по телефону и что-то набирает на компьютере. Я уже пять минут пытаюсь привлечь его внимание, но разделяющее нас толстое стекло позволяет ему игнорировать меня с абсолютно чистой совестью. Наконец он поднимает голову и глядит на меня глазами мертвой мыши.
— Здравствуйте, я потерял водительское удостоверение и мне нужна справка об утере, для ГАИ.
— Уйдите отсюда, а?
В его голосе нет злости.
— Скажите хотя бы, кто может дать эту справку.
— Вы мне мешаете. Нет, товарищ полковник, это я не вам, — последняя фраза уже в телефонную трубку.
Я отхожу от стекла и начинаю приставать к проходящим мимо милиционерам со своим дурацким вопросом по поводу справки. Четвертым спрошенным оказывается начальник ОВД. Молча выслушав меня, он заходит к дежурному, дергает его за плечо, показывает пальцем на меня и произносит два слова:
— Какого хуя?
— Есть, товарищ полковник! – молодцевато отвечает дежурный.
Мне дают бланк заявления. Я заполняю его, подхожу к дежурному.
— Уйдите отсюда, а? – говорит он, когда я протягиваю заявление.
Я упрямо смотрю ему в глаза.
— К операм, в 206-ю комнату, — бурчит он и возвращается к своим телефонам.
Комната под номером 206 заперта. Я иду обратно к дежурному.
— Знаете… — начинаю я, но меня прерывает поток брани.
— Где вы ходите? Мне из 206-го звонили, спрашивали, когда вы наконец придете? Вы понимаете, что вы людей задерживаете?!
Я снова поднимаюсь по лестнице на второй этаж и меланхолично думаю, что верующим проще, ведь они могут сказать себе: «бог терпел, и нам велел».
Комната номер 206 по-прежнему заперта. Я стучусь в соседний кабинет, там открыто, двое мужчин играют в шахматы.
— Простите, вы не знаете, в 206-й сейчас есть кто-нибудь?
— Конечно, есть. Мы, например.
— Э… а вы из 206-й?
— Мы не из 206-й, мы в 206-й, — на меня смотрят, как на барана.
Я выглядываю в коридор, вижу табличку с номером 206 на соседней, закрытой, двери.
— Но ведь комната 206 – там, — неуверенно тычу я пальцем.
— Нет, комната 206 – здесь. Мы переехали, так что комната 206 теперь здесь.
Главное – не думать, говорю я себе и объясняю, зачем пришел. Мне дают какой-то бланк и отправляют к дежурному. Железными шагами я направляюсь к дежурному. Я тверд и уверен в себе. У меня все получится, я знаю.
— Я не уйду, пока вы не скажете, кто мне может дать справку, — непререкаемым тоном говорю я дежурному.
Не отрываясь от телефона, дежурный берет листок бумаги, что-то пишет на нем и протягивает мне. На листе написано: «117-221-334». Видимо, это номер его аськи, решаю я после некоторого раздумья, убираю лист в карман и отправляюсь в странствие по отделению. Через полчаса какая-то тетка говорит мне, что справку может оформить мой участковый. Скажи же, кто мой участковый, добрая женщина!
— Вы где живете?
Я называю свой адрес.
— А, ну ваш участковый – Додин Иван Иванович. Вы идите к нему, не бойтесь, он хорошие ребята, это братья-близнецы.
Я почти не удивился. Ну, может, самую малость.
— Значит, мой участковый – Додин Иван Иванович, братья-близнецы?
— Ага, — закивала сердобольная тетка. – Он в 120-м сидит. Хорошие ребята, они вам все сделают.
Она уковыляла по своим делам, а я иду искать Додина Ивана Ивановича, который братья-близнецы и мой участковый. В принципе, размышляю я, назвать близнецов одним именем даже логично — все равно они неотличимы, так какая разница, как кого зовут? Или, может, речь в данном случае идет о сиамских близнецах? От этой мысли меня передергивает. Мой участковый – сиамские близнецы. Для сохранения психики я прекращаю думать.
В 120-й комнате никаких близнецов нет – ни сиамских, ни обычных. Три мужика играют в шахматы. Повсеместная игра в шахматы вместе с этим абсурдом начинают меня напрягать. Я неуверенно спрашиваю:
— А… могу я видеть Додина?
— Вам зачем?
Объясняю в тридцать шестой раз.
— Какой у вас адрес?
Называю свой адрес.
— Ваш участковый – Арбузенко, а не Додин. Вам в 115-й кабинет.
Я разворачиваюсь, чтобы уходить, но все-таки спрашиваю:
— А правда, что Додин – братья-близнецы?
Кто-то из шахматистов, не поднимая головы, отвечает:
— Угу.
В 115-й комнате сидит меланхоличный капитан.
— Здравствуйте, мне нужен Арбузенко.
— Его нет, — печально отвечает капитан.
— А когда будет?
— Не знаю.
Я снова пускаюсь в странствие по отделению, спрашивая всех встречных, не видели ли они Арбузенко. Наконец какой-то толстый майор раздраженно говорит мне:
— Да в кабинете он у себя! Пять минут назад туда пошел.
Нисколько не сомневаясь, что Арбузенко там нет, я все же возвращаюсь к его кабинету. Там по-прежнему только грустный капитан. Я уже собираюсь уходить, когда он спрашивает:
— Вам что нужно?
— Мне нужен Арбузенко.
— Это я, — спокойно говорит мне он.
Я считаю про себя до десяти. По-немецки. В обратном порядке. Кладу ему на стол все бумаги и коротко говорю:
— Мне нужна справка.
Он не берет бумаги в руки, а печально говорит мне:
— Магазин за углом.
Глядя в кристально честные глаза своего участкового, я понимаю, что против судьбы не попрешь, и иду в магазин.
Через десять минут я получаю долгожданную справку в обмен на бутылку коньяка. Уже выйдя из отделения, я читаю справку внимательно. «Дана Кожевникову В.В. в том, что он действительно обращался в ОВД Измайлово по поводу утери водительского удостоверения». Дата, печать, подпись.
У меня больше нет вопросов к этому удивительному миру. Все правильно – я действительно обращался по поводу утери водительского удостоверения и это подтвердили официальной справкой. Какой смысл в такой справке, я думать не буду. Главное – на ней есть печать и подпись.
Глядя на женщину в обычной жизни, вы не можете понять глубину пропасти, вас разделяющей. Увидеть эту пропасть можно, лишь заглянув женщине между ног. Так же и все эти люди, о которых я вам рассказал – с виду они такие же, как и мы. Но понять их невозможно.
Полезная книга для постоянных посетителей сообщества (выпущена в связи с появдением Эмо-гёрл)
http://www.prevedmedved.ru/2006/12/...y_lechenie.html
-
-
27.12.2006 в 08:40-
-
27.12.2006 в 10:57